Дорога к океану

Симптом играет стабилизирующую роль и поддерживает гомеостаз семейной системы. Он может отражать дисфункции системы, и его носителя часто приводят в терапию как идентифицированного пациента (в нем, по мнению родственников, содержится «корень зла»).

Симптом  может консервировать  семью на определенной стадии жизненного цикла,  а может быть способом реагирования на тяжелые для системы ситуации. Так, например, подросток начинает вести себя определенным образом – употреблять наркотики,  бежать из дома, прогуливать школу, болеть – для того, чтобы родители (до того находящиеся, например, на грани разрыва и в кризисе среднего возраста) сплотились и объединили усилия для его спасения или наказания. В результате гомеостаз сохраняется,  дистанция между родителями уменьшается. Семья  остается полной.

Исследуя симптом, мы не ищем ответа на вопрос «Почему?», принятый в линейной логике. А обращаем внимание на то, что именно последовало за проявлением симптома – используя циркулярную логику, отвечаем на вопрос «Зачем?» и видим, что именно и после чего следует, и кто как себя ведет, реагируя на поведение остальных  членов системы.

Симптоматическое поведение свойственно созависимым системам. Им присущи диффузные внутренние границы (слияние) и ригидные внешние – общение вне системы ограничено, обращение к внешним ресурсам для решения проблемы отсутствует. Неотъемлемым признаком таких систем является невозможность прямой коммуникации и получения адекватной обратной связи.

Семьи, в которых невозможна честная и прямая коммуникация, представляются любящими и особенно заботливыми. Проявление любых условно негативных чувств невозможно – «Мы же так любим друг друга!». Конфликт может носить длительный, латентный характер. Проблемы замалчивают, из страха ранить друг друга и концепции «худой мир лучше доброй ссоры». Злость, обиды, любое недовольство ретрофлексируются,  и, меняя направление, превращаются в недовольство собой, гнев и обиду на себя. Как же можно обидеть того, кто так тебя любит, кто все тебе отдал, родил и вырастил? Таким образом, напряжение, возникшее между  членами семьи, идентифицированный пациент оттягивает на себя.

Напомню, что мы не сможем родить своих родителей, долг наш неизбывен. И все, что нам доступно, кроме посильной помощи им – это  передача  жизни дальше – родить своих детей, а они родят своих. Так течет жизнь. А не наоборот.

О парадоксальных предписаниях в форме двойных посланий писал Г. Бейтсон с коллегами, указывая на их шизофреногенную роль. Выбраться из парадоксального предписания  возможно только ориентируясь не на того, кто их произносит, а на себя. Взрослый человек может почувствовать нечто – от смутного дискомфорта и до гнева в случае несоответствия частей послания друг другу или действительности.  Он может  ощутить, что его пытаются свести с ума, сообщая о какой-то исковерканной реальности или требуя выполнить два противоречивых предписания одновременно. И выйти, хлопнув дверью, чтобы избежать наведенного состояния. А если, например, женщина, придя с супругом на сессию, кричит терапевту: «У меня нет мужа! Это не муж!», что же делать терапевту? Верить содержательной части или своим глазам? Муж сидит рядом, пришел на терапию вместе с женой, хочет найти пути к диалогу, как и она, впрочем. Терапевт может скрупулезно прояснять, что для этой женщины означает ее реплика. Возможно, она в отчаянии. Возможно, ее супруг ведет себя не в соответствии с конструктом «муж», принятым в ее родительской системе. И т.п.

У детей для такого прояснения или хлопков дверью нет ни времени, ни возможностей. У взрослых часто тоже нет.

Вот пример, несущий в себе парадокс:

– Я хотел прийти, но проспал. Я старался! (не хотел прийти, но от собеседника требуется, чтобы тот верил в первую часть, гипотетическую – «хотел», а не во вторую, фактическую – «не пришел»).

Остается или поверить значимому другому и тронуться умом, или  поверить себе.

Вот еще один пример. Рассказ женщины о «смешном» событии. Когда ее дети и племянница находились в нежном возрасте, она жила с ними на даче. Племяннице  было года три, а мать ее находилась в городе, работала.  Девочка по ней скучала. И как-то она говорит: «Хочу к маме!»

Тетя: «Я твоя мама»!
Девочка: «А где ихняя?»
Тетя: «В Киеве, на работе».
Девочка: «Тогда я хочу к ихней».
Тетя: «Хахаха!!!»

Девочке удалось хотя бы сориентироваться в потребностях. Выделить фигуру из фона. И приспособиться к искаженной реальности. И то, что взрослым видится смешным, для ребенка может оказаться вредоносным.

Симптом может носить психосоматический характер. В популярных книгах по психосоматике почти все  болезни объясняются некой универсальной для всех людей причиной. Например, пишут так: «Толстый человек хочет занимать больше места в мире». Следуя этой логике, любой человек с лишним весом  хочет занимать больше места в мире.  Это не так. Во всяком случае, не каждый раз так. Для исследования причин необходимо тщательно изучить историю клиента и то, как он справляется с разными обстоятельствами здесь и сейчас.

При длительном напряжении или стрессовой ситуации, у человека падает иммунитет. Человек истощается, и  симптом  размещается в генетически слабом месте. При изучении генограмм клиентов возможно определить принятые во многих поколениях способы реагирования, присущие данной системе. Так, например, женщины в нескольких поколениях семьи страдали от болезней опорно-двигательного аппарата. Выясняется, что в этой системе женщинам присуще взваливать на себя львиную долю ответственности за происходящее с  остальными членами семьи. И, если возникновение одного и того же заболевания в нескольких поколениях возможно объяснить наследственными факторами, то как обосновать такие же заболевания (грыжи позвоночника,  радикулиты,  суставные боли и деформации) у женщин, вышедших замуж за мужчин из этой системы? То есть женщины эти не имели никакой степени родства со страдающим радикулитом кланом до тех пор, пока не вышли замуж за мужчин, которые, в основном, играли пассивную роль в семейных процессах, решении  важных вопросов, включающие финансовые и воспитательные. Во время работы с генограммой  клиент удивляется: «У нас так принято! Традиция такая. Почему-то  у женщин или спина болит, или ноги…. Странно…».

Если в семье принято реагировать болезнью, то временами неудобное поведение ребенка объявляют «болезненным». И потом люди вырастают и «наказывают» себя за непотребное, на их взгляд, поведение, промахи и ошибки  болезнью.

Вместо выражения ярости в адрес тех, кто наказывал  их в детстве – часто по странной прихоти и без объяснений причин.

Вспоминаю семью, где не принято было «выяснение отношений». Мать и две дочери гордились тем, что они живут без конфликтов. У одной из дочерей после развода родителей начался ревматоидный артрит. Тема развода была табуированной. Все делали вид, что этого не произошло. И помню, как мать кричала терапевту: «Это не лечится!». Хотя в практике терапии известны случаи «чудодейственного исцеления» от хронических заболеваний в силу изменения  сложных обстоятельств жизни или способа реагирования.

Симптом может принимать форму психоза. Человек уходит в иллюзорный мир, чтобы скрыться там от непереносимых обстоятельств. Семейные терапевты описывают случаи, когда родственники пациента восставали против его выписки из психиатрической больницы или протестовали при ремиссиях, так как психоз выгоден этой системе, так же, как и любое хроническое заболевание.

Зависимое поведение – распространенный стабилизатор системы. Обретение счастья коротким путем позволяет человеку не иметь (хотя бы временно) дела с  тяжелыми для него условиями системы.  И, когда алкоголиков или наркоманов, прошедших программы «12 шагов», спрашивают, почему же они не приплясывают от радости, справившись с недугом,  им нечего ответить, кроме того, что у них отобрали счастье. И, пока они не обретут другого пути к нему, им будет грустно, злобно и сложно.

(Отрывок из книги «О добрых и недобрых лицах, о любви и границах»)