Глендаур: Я духов вызывать могу из бездны.
Хотспер: И я могу. И каждый это может. Вопрос лишь в том, появятся ль они.
Ребенок-призрак – это тот, чьи шаги не слышны. Ему страшно появляться. Опасно издавать звуки. Они будут истолкованы не в его пользу. Еще в детстве оказывается, что он ходит «специально, чтобы помешать мамочке спать». Если ему нужно в туалет, требуется максимальная сноровка, чтобы неслышно пройти мимо родительской спальни.
Ему опасно говорить. Так как все, что он скажет, может быть использовано против него. И со временем создается парадокс – чем меньше он говорит, тем меньше о нем узнают, тем больше места остается для чужих фантазий, и он становится еще более призрачным.
Ребенок-призрак – не настоящий ребенок. Он – плод воображения родителя. Представьте себе пальму, на которую громоздят елочную мишуру и водят вокруг нее хороводы. Видят пальму елкой, хотят, чтобы она вела себя, как елка. Наказывают за отклонение от генеральной линии. За пальмовость. Примерно так происходит с ребенком, которого не видят.
Умнице говорят: «Ты?!! Рассказала это на уроке? Да что ты можешь знать?». О красивой девочке гнусавят: «Страшная какая, стыд-позор с таким носом/волосами/ногами/лицом жить».
Тому, кто не голоден, запихивают еду в рот, в портфель, в карман. Тому, кто голоден, цедят: «Ничего, потерпишь. Заработай на хлеб, как я! Жрать бы ему только!». А ребенку девять, и на работу его еще не возьмут.
Взойдет на Монблан – с ухмылкой заметят, что туда любой дурак взойдет. А вот на Эверест его не возьмут, денег не заработал, ростом не вышел. Обхохочутся. Скажет, что хочет создать новые или изучить старые иллюстрации к «Божественной комедии» Данте, еще сильней обхохочутся: «К кому иллюстрации? Дантесу, ты ж Дантеса имеешь в виду? А кому он нужен, Дантес твой?» На него не смотрят, настоящего его не пытаются узнать. Смотрят поверх или сквозь. Говоря: «Я тебя насквозь вижу. Ишь, задумал фигню уже!»
Его не видят. Вообще не видят.
Вместо него – кто-то не он.
Совсем другой.
Придет в крови – не заметят. Приходя, заденет рукой мебель – получит за то, что заляпал кровью стол и за то, что явился в таком виде. Еще его наверняка видели соседи в этом непотребном состоянии! «Мы – приличные люди! Запомни: при-личь-ны-йэ!».
Когда он вырастет, может продолжить относиться к себе так же. Быть неслышным, не заметным. Не обращать на себя внимания, когда происходит плохое. Игнорировать сигналы. Не высовываться, чтобы не получить.
Верить в то, что мешает другим жить. Быть убежденным в собственной несуразности и никчемности.
Будет прекрасно, если он сможет кому-то доверять. Тем, кто увидит его не таким, как видели родители. Часто он – самый здравомыслящий человек в семье, хоть ему и тяжело в это поверить. На осознание этого факта могут уйти годы.
Он сможет создать безопасный мир, где другие не станут тянуть на себя одеяло, приговаривая: «А знаешь, как я в коридоре пол помыл, пять квадратных метров помыл!», в то время, как мальчик убрал всю квартиру, двор и часть улицы, чтобы помочь родителям. Заодно стены. Заодно двери. Заодно люстры.
Как только он сообщит родителям о том, что сделал, родитель тут же выдвигает себя на передний план – так, как будто бы ребенка не должно существовать.
Когда-то он перестанет отчитываться.
Он, наконец, убедится, что в семье его никто и не собирается заметить.
Он не важен. Зачем-то нужен, но не особо важен.
Это осознание будет хорошим моментом.
Печальным, горьким, но хорошим.
Он перестанет что-либо делать для того, чтобы другие, наконец, заметили. Продолжит делать потому, что он так хочет, независимо от того, будет это замечено или не будет. В лучшем случае будет ставить в известность post factum.
И люди смогут заняться своим делом, не ожидая, что их распознают те, кто не способен их замечать. И научиться, уж поскольку они не видны, «под шумок» заниматься своими делами. Пока окружающие пытаются решить вместо них, что носочки должны быть только синими, а спать нужно только в пижаме, а ложиться в 21.00., они могут создать концерт из восьми хороших песен. Записать его с музыкантами и «сделать ручкой», отправившись во внезапное турне.
Остальные слягут, уж это-то они заметят! Но будет уже поздно. Корабль скроется за горизонтом.
Самое печальное в этих историях о призраках вовсе не то, что те, кто видел вместо маленьких и выросших людей мираж, никогда не узнают правды о своих детях.
Самое страшное вот это: им никогда не узнать о себе.
- — — — — — -
Приглашаем в учебные программы:
Дата публикации
Подпишитесь на нашу рассылку и получайте последние новости и интересные материалы нашего института
Подписывайтесь и следите
за обновлениями
Оставьте свой номер телефона и наш менеджер свяжется с Вами в самое ближайшее время
Оставьте свой номер телефона и наш менеджер свяжется с Вами в самое ближайшее время