Сбитый радар

Когда ребенку говорят, что будут любить за послушание, человек станет привычно угождать всем и вся, оставляя себя в сторонке до поры до времени, когда «полюбят», можно будет успокоиться и заняться, наконец, собой. Такого времени может не настать. А если в череде угождений случится просвет, то может оказаться, что заняться, к сожалению,  ничем не хочется. Нет таких занятий, а то, что приносит удовольствие другим («Все на йогу!»),  не радует. Своих желаний нет.

Когда твердили, что полюбят только за выдающийся успех, можно очень многому научиться, а потом продолжать учиться дальше, не останавливаясь, демонстрируя титанические достижения, полагая, что сам по себе, без доспехов успеха, человек является «серой мышью», интереса представлять не может. Он станет декларативно сражаться с идеей, что счастье не в орденах, в глубине души подозревая, что для него – именно в орденах. Окружающие женятся на «серых мышах» и идут с ними   в сторону полной Луны.  Сам человек с горечью наблюдает их променады. Рядом могут находиться очень заинтересованные в общении с ним лица, искренние и доброжелательные, но он будет   выискивать  несовершенства и ждать подвоха.

Родители могут сообщать ребенку следующее: «Дай-ка я тебя съем, мой пупсик!», совершают экспансивные набеги с тисканьем и экзальтированным удержанием в объятиях, а потом исчезают без объяснений и не особо интересуются, откуда взялись его новые игрушки и кто его друзья, холодно ли ему,  и как у него обстоят дела в целом. Человек вырастает и не может найти места среди людей. Ему бывает то очень одиноко, то слишком тесно, близко и жарко. Он может почти всегда сидеть в своем «уголке», где его когда-то оставили, со своим мишкой и головоломкой. Вряд ли он мечтает  быть героем истории с финальной мизансценой «И  тут он закрыл ее рот поцелуем!» Для него такой исход представляется сторонней драмой или водевилем, и точно без его участия. Он создаст свой мир, который будет оберегать, как зеницу ока. Повезет, если покажет этот мир  людям.

Когда говорили, что будут любить, когда....,  и все громче говорили, и по столу стучали, и в чулан помещали, и ремнем грозили, человек может решить, что всего можно добиться силой. И брать горлом и топотом ног мирно стоящие бастионы. Или станет говорить: «Нет!», даже если никто ни к чему не принуждает. Он рискует остаться одиноким, раздраженно и растерянно стоящим бастионом. Также  человек может отчаяться и полагать, что  в любой момент  наступит несправедливое событие, его правда никому не интересна, отстаивать себя смысла не имеет.

Если «били-убивали», может принять теплое отношение за враждебное. Любовь  в его видении обязана быть жестокой. Он отправится на поиски того, кто «докажет свою любовь» кнутом. Или спровоцирует другого на приобретение кнута. Тогда настанет привычный порядок  –   то, как «должно» быть. Установятся крепкие, нерушимые узы, откуда вырваться невозможно –   разве что вмешается еще более пенитенциарный внешний мир в виде полиции. Если повезет вырваться,  он может заняться активным спасением окружающих,  символически спасая самого себя в далеком прошлом. А еще случается печальная история, когда те, кто нейтрально относится, могут быть восприняты,  как страстно любящие, и в них следует вцепиться.

Если ребенка поощряли деньгами, и они являлись эквивалентом любви, человек может начать использовать людей для добычи этого эквивалента, и сам пытаться все добыть «за деньги». На этом гаснет способность к творчеству, а добыча не радует.

Если  родителям приходилось откупаться от ребенка всем, что он  попросит, чтобы «не доставал» или предоставлять ему все желаемое для сохранения представления о себе, как о  любящем, толерантном родителе, человек может решить, что мир всегда готов выполнить любое его желание и обладает неограниченным ресурсом, который должен достаться именно ему.  Мир может крепко стукнуть его по лбу, и не раз. Страшно то, что он может еще и еще ударяться лбом в неодолимую преграду, надеясь, что если стучать, то откроют обязательно. Может, там и дверей-то нет…

Если родители будут хотеть от ребенка разного, противоречивого, он может уйти очень далеко в себя, чтобы не предать никого из них. Позже начать регулярно выпивать, что будет им трактоваться  окружением как стабильное, однозначное и простое занятие.

Там, где приходится добиваться и доказывать, нет места жизнелюбию.

Оно куда-то девается, просыпàясь, как песок сквозь пальцы.

Человек может устремить сигналы своего радара в мир, а люди распознают этот сигнал как непонятный, угрожающий, странный, или вообще  его не слышат. Они  решат, что им все ясно и  начнут реагировать, исходя из своих представлений о человеке.

У них не будет времени  брать у него обширное, всеобъемлющее интервью о том, как у него все устроено. А самому человеку может казаться, что он ясно демонстрирует, как у него все устроено.

Представьте, что к вам подходят и говорят: «እንደማንገምቱ?»*.
А вы по амхарски не понимаете, у вас нет этого опыта.

Вы можете ответить «нихьт ферштейн» или попытаться угадать, как нужно отвечать.

Скорее всего, огорчитесь и вы, и ваш  собеседник.

Если ребенку объяснить, что мир не всегда готов предоставить желаемые  дары, что вы его любите и верите в него – независимо от того, чем он занят,  что  читает, с кем  дружит и сколько ест яблочек или котлеток;  если вы будете готовы разговаривать с ним, не гнать в три шеи, потому что все очень заняты, принести ему конструктор и сказать, что если понадобится помощь в сборке, то вы рядом, вы научите его создавать радар с ясным сигналом.

Сидеть рядом и беседовать, раскачиваясь на цепной качеле, глядя в море. Жалеть его, когда с ним случилась беда или  у него что-то не получилось. Научить уходить оттуда, где плохо. Уходите из таких мест сами.
Не критикуйте его, надеясь, что это его вдохновит. Метод работает в другую сторону. Он может утратить вдохновение и  азарт, а еще и  разуверится в себе.  И  будет   критиковать себя за любое несовершенство, не давая себе права голоса, а оставляя только обязанность покорности. Извинитесь, если понимаете, что перегнули палку. Извинение – не признак слабости, а  признак силы. Слабость – это скрыться в кустах, чтобы не показать себя несовершенным родителем. Ребенок, перед которым не извинялись, может    привыкнуть к тому, что  неуважительное обхождение с ним – норма.

И  очень важно говорить, что он вам дорог.

Не потому, что выучил  стишок про «Скажи, Кадядя» в три года.

*- «Как вы можете себе представить?» (пер. с амх.)

                                                   - — — — — — -

Приглашаем в учебные программы: 

• Психологов, студентов, педагогов, социальных работников, а так же тех, кто мечтает сменить профессию — программа «Теория и практика гештальт-терапии» информация о программе по ссылке
• Программа для тех, кто хочет получить профессиональное образование в области психологического консультирования информация о программе по ссылке. 
• Лекции для психологов, психотерапевтов «Духовные практики как исторические корни современной психотерапии» информация о курсе лекций по ссылке.