Эмоциональность - это очень таинственная вещь. Я и по сей день удивляюсь тому, с каким вниманием родители занимаются развитием когнитивных и физических способностей своих детей, и при этом ожидают, что эмоциональность, которая-то и определяет качество всей жизни, у их детей разовьется как-то сама. И она развивается. Но случайно, и как получится. А получается по-разному. Дети вырастают, а эмоции остаются детскими, то есть сильными, пугающими, часто неузнанными, а потому - избегаемыми. Психика, защищаясь, выстраивает сложные линии защит, которые, в свою очередь, очень обедняют и усложняют жизнь, делая ее условно безопасной.
Но что такое психологическая безопасность? Её можно рассматривать с разных сторон. Например, как базовую потребность с точки зрения пирамиды потребностей по Маслоу. Или с точки зрения динамической концепции личности, в которой безопасность является шизоидной метапотребностью. О безопасности также можно говорить в концепции привязанности.
Я же сейчас остановлюсь на связи безопасности с эмоциональностью, а также способах регуляции собственной психологической безопасности. В моем понимании психологическая безопасность - это, прежде всего, способность выдерживать разнообразные и достаточно сильные эмоциональные состояния.
Здесь, на интенсиве, мы часто слышим слова - «мне невыносимо». Эти слова, будучи очень непонятными, звучат так, как будто должны все объяснить собеседнику. Проясняя, «что же именно невыносимо?», может оказаться, что «невыносима» одна или несколько эмоций. И если двинуться в разговоре дальше, то можно обнаружить, что это только кажется, будто эмоции невыносимы. Ведь «вынести» можно многое. Избегать трудно, выносить - менее трудно. Несмотря на это, мы чаще всего выбираем именно избегать, а не выносить свои эмоциональные состояния. Для этого и создаем очень сложные поведенческие конструкции.
Что же такое эмоции? Я не буду давать классических психологических определений. Скажу по-простому, эмоция - это реакция всего организма (тела и психики) на текущую ситуацию. В эмоциональном отклике много телесных проявлений. Например, сердце застучало сильнее, кровь прилила к чему-нибудь, живот свело, тело сковало, напряжение в мышцах появилось. Такие, часто неожиданные и неподдающиеся контролю телесные реакции, обычно пугают. Психологического, то есть переживания, в эмоциях не очень много (переживание здесь - это смыслы, которые мы придаем телесным ощущениям). Смыслы эти очень индивидуальны и могут отличаться у разных людей. Например, пекущую боль в груди можно назвать тревогой, а можно печалью, или страхом, или ещё чем-нибудь. А потом отреагировать их в соответствии с названием. Телесные ощущения похожи у разных людей. А вот придание им смыслов – это очень индивидуальный проект. Зависит он от истории жизни человека, от культурных контекстов, от ситуации, да, в общем, много от чего зависит. Часто бывает и так, что смыслы или слова для их описания вообще не находятся. В этом случае реакции на жизненные обстоятельства представлены только телесными ощущениями, которые могут быть сильными, неожиданными и неуправляемыми, а поэтому и пугающими. Обозначается это явление специальным термином – алекситимия.
В фоне жизни нашего интенсива, как и собственно, в любой жизни, присутствует множество эмоций. Некоторые из них периодически выходят из фона и становятся фигурами.
Сейчас, чаще всего, такой фигурой становится страх (очень адекватная эмоция для интенсива). Страх, как и любая другая эмоция, может быть как привязанным к контексту, так и оторванным от него. Например, я могу бояться всегда. Вне зависимости от ситуаций, состояние страха становится хроническим личным состоянием, встроенным в систему переживаний. Это невротический страх, т.е. страх, не связанный с ситуацией. Адекватным страх становится тогда, когда сигнализирует об угрозе, причем, как правило, угрозе физической целостности.
Очень часто страх смешивают со стыдом, а еще чаще – подменяют одно другим. Стыд – это тоже реакция на угрозу, но угрозу представлению о самом себе. Действительно, есть некоторое сходство этих эмоций, которое прослеживается даже в звучании их названий. Я как-то интересовалась происхождением этих слов. Так вот, в древнеарийском языке сочетание звуков «с» и «т», ( а они есть и в слове «страх», и в слове «стыд»), означает остановку действия. А как раз и страх, и стыд сопровождаются остановкой движения. Страх и стыд часто сопровождаются сжатием, замиранием. Слово «стыд» похоже на слово «стылый», замерзший.
И страх, и стыд очень тяжело переживаются, так как связаны с физической и психологической безопасностью. Попробуем рассмотреть их феноменологию.
Страх, как говорилось ранее, это эмоциональная реакция на угрозу. Поведенческие реакции – это бегство, борьба, замирание. Они обусловлены физиологически. На каком этапе организмической реакции появляется страх? Возможно, на стадии замирания, что соответствует физическим и психологическим проявлениям страха. Но что запускает бегство и борьбу? Думаю, что испуг. Это не то же самое, что страх. Испуг похож на проявление врожденного ориентировочного рефлекса. Произошло резкое изменение ситуации (звук, свет) и мы реагируем поворотом головы, возможно, вздрагиванием. На какой-то момент происходит остановка, ещё никто ничего не делает – это только повернутая голова, замершее тело, это ещё не страх, это ориентировочная реакция. В эти короткие мгновения происходит оценка ситуации. То есть устанавливается связь того, что я вижу и слышу сейчас, с тем, что было раньше. И если ситуация оценивается, как угрожающая, то запускается действие. Как я уже сказала, это бегство, борьба, замирание. Именно в такой последовательности. Сначала бегство, если оно невозможно, то тогда борьба. Если ни то, ни другое невозможно – происходит замирание, которое заканчивается тогда, когда появляется возможность убежать или бороться. Очень часто, эти естественные действия не завершаются и остаются в теле остановленными на многие годы. И тогда человек будет все время бегать, бороться или находиться в пожизненно замершем состоянии. Проявляться это может в разных поведенческих формах: бегство - в избегании ситуаций, кажущихся опасными, нападение – в различных видах агрессии, замирание – в апатичных состояниях. Причем, чаще всего эти реакции не будут соответствовать контексту.
И тогда, какая же наша психотерапевтическая задача? Задача вполне известная нам - помочь клиенту завершить незавершенные ситуации. Что значит завершить ситуацию бегства? Это значит убежать и почувствовать себя в безопасности. Или, что значит закончить ситуацию борьбы? Это значит бороться до тех пор, пока не почувствуешь свою силу. Важно, чтобы это хотя бы в каком-то аспекте удалось. Только тогда можно считать, что борьба завершилась. Звучит, вроде, просто. Сделать сложно. Тем более что эти реакции, как правило, находятся вне зоны осознания. Поэтому, чтобы ощутить свою силу или почувствовать себя в безопасности, нужно проделать большую работу: обратить внимание на себя. А привычки обращать внимание на свои реакции нет, да и избегания никто не отменял. Поэтому эти круги могут быть бесконечные. Мы так всю жизнь можем бегать, нападать или замирать.
Так вот, страх, как мне кажется, сопровождает замирание. Потому что и бегство, и борьба являются действиями, поведением, которые обеспечиваются, в основном, физиологически. Эмоции при этом уходят в фон. Когда же действие остановлено, можно заметить особые телесные ощущения, которые часто сопровождают переживание страха: холод или слабость в ногах («ноги подкашиваются»), тяжесть в животе («медвежья болезнь»), скованность в пояснице, возможно, сведенные руки, расширенные зрачки («у страха глаза велики»). Если дать движению завершиться, то сведенные руки смогут накрыть голову или оттолкнуть, а «ожившие» ноги смогут убежать или ударить.
Страх – очень полезная эмоция. Если удается ее у себя распознать, то она сигнализирует нам о том, что мы находимся в опасной для себя ситуации. Опасной физически и/или психологически. Потому что эмоции, если они очень сильные, также воспринимаются как угроза и вызывают страх перед сильными ощущениями. Я, вот например, достаточно долго жила, как бесстрашная, не понимая, что значит, чувствовать страх. И вот однажды, когда эмоции стали постепенно доходить до сознания, еду я за рулем автомобиля. Еду и вдруг понимаю, что у меня сведена вся нижняя часть тела. Это было совершенно непонятно, хорошо ведь еду. А оказалось не хорошо. Еду я очень быстро, по очень плохой дороге, машину кидает из стороны в сторону. И только ощутив телесную реакцию, идентифицировав её как страх, я снизила скорость, тем самым вернувшись к безопасной скорости, а также нормальному телесному и эмоциональному состоянию.
Однако часто бывает и так, что переживание, которое мы называем словом «страх», страхом может не являться. Это может быть просто привычкой называть любое эмоциональное возбуждение этим словом. Например, употреблять слова «я боюсь», становится очень привычным, почти шаблонным. При этом феноменологические описания могут совсем не соответствовать страху, но соответствовать какой-либо другой эмоции.
Не менее интересная эмоция, которая также участвует в обеспечении или регуляции безопасности – это стыд. Слово «стыд», как я ранее говорила, похоже на слово «стылый», то есть замороженный, остановленный и тоже сопровождается остановкой или некоторым замиранием, а также покраснением лица. Однако, в отличие от страха, при котором движение остановлено временно, при стыде оно направлено на уменьшение присутствия и даже на «исчезновение» («сгореть от стыда»). Стыд сигнализирует нам о том, что наши действия или бездействия не соответствуют нашим же представлениям о себе. Например, мне может быть стыдно, если мне кажется, что я плохая, или слишком хорошая, или виноватая, или плохо задаю вопросы, или плохо отвечаю, или плохо смотрю и тд. Стыд – это, прежде всего, сигнал о необходимости отрегулировать поведении и, тем самым, восстановить свое самоуважение. Стыд – одна из самых труднопереносимых эмоций, так как затрагивает представление о себе самом.
Такими же сложными для переживания являются бессилие, беспомощность, безнадежность, отчаяние. Их даже трудно назвать эмоциями. Первые встречи с ними происходят в очень раннем возрасте, в довербальном периоде, поэтому у взрослых они часто остаются глубоко в чувственном фоне неузнанными, больше похожими на состояния, причем, как правило, пугающе неприятными. Телесно эти эмоциональные состояния могут проявляться очень по-разному: либо как напряжение каких-то участков тела, либо наоборот, как их расслабление. Тело, у которого мышцы находятся в гипотонусе, может выглядеть апатичным, пассивным, «стекающим». Мы стараемся любыми способами избежать переживания этих болезненных эмоций. Избегание приводит к тому, что вместо бессилия, беспомощности и безнадежности, в сознание попадает какая-либо другая эмоция, часто - злость. Мы часто слышим слова «я злюсь». О чем они? Часто эти слова больше путают, чем проясняют. Потому что непонятно, что за этой злостью стоит, какая другая эмоция могла бы быть выражена, и возможно пережита, если бы злость её под собой не прятала.
Точно также под злостью может прятаться вина. Переживание вины часто настолько пугающее, что предпринимается много маневров, чтобы избежать пребывания в ней. А маневры эти, часто, более сложные, чем переживание самой вины. Телесный компонент вины достаточно трудно выделить. Легче заметить движение. Например, это может быть немного опущенная голова и плечи, глаза, смотрящие вниз. Это может быть похоже на некоторое уменьшение, демонстрацию того, что я ниже тебя, готовности понести наказание. Вина сигнализирует о том, что я сделала/л (или не сделала/л) что-то такое, что не соответствует общепринятым нормам. В то время как стыд – это реакция на то, что я сделал/ла (или не сделал/ла) то, что не соответствует моим представлениям о себе самом.
Эмоции, которые мы назвали выше, часто воспринимаются, как невыносимые, а потому – небезопасные. Будучи неузнанными и неназванными, они присутствуют в теле как не дифференцируемое возбуждение и уже в таком виде называются тревогой. Если рискнуть и начать исследовать эту тревогу, то в ней можно обнаружить страх или стыд, вину или гнев, бессилие или беспомощность, безнадежность или отчаяние.
Для чего нам это надо? Для того чтобы регулируя свое эмоциональное состояние, мы могли улучшить качество своей жизни. Эмоции сигнализируют нам о наших потребностях. Стремясь быть выраженными в действии (эмоция, в переводе с латинского, означает «движение во вне»), эмоция активизирует поведение, направленное на удовлетворение актуальной потребности. Если эмоция идентифицирована и не подменена, то совершенные действия позволят нам успокоиться и тем самым пережить удовлетворенность в теле и удовольствие в душе. Например, если я чувствую себя виноватой, то это сигнал для меня о том, что я нанесла кому-то ущерб. Если я это осознаю и признаю, то могу попросить прощение (не факт, конечно, что меня простят, но это уже не мое дело, а дело пострадавшего). Можно вину искупить, совершив какие-то компенсирующие действия. Иногда, даже тайно от того, кто является объектом этой вины. Так можно всю жизнь искупать эту вину, а человек знать не будет о том, что этой вине была посвящена или принесена в жертву чья-то жизнь. И что еще интересней, может даже не догадываться о том, что вы считаете себя виноватыми. А еще можно практиковать самонаказание в самых разных его формах.
Почувствовав стыд, мы можем скорректировать свое поведение так, чтобы удовлетворить потребность в самоуважении. Ощущение страха подталкивает нас к действиям, направленным на избегание опасности. Если мы не понимаем, что с нами происходит, то мы будем совершать действия, не соответствующие текущей потребности. Например, я буду искупать вину или самонаказываться в то время, когда испытываю страх. Или еще пример: я злюсь вместо того, чтобы испытывать беспомощность. И вместо того, чтобы попросить помощи, я буду нападать на окружающих людей или демонстрировать им свою эффективность и самостоятельность. К удовлетворению текущей потребности эти действия не приведут, эмоциональное и телесное напряжение останется, и будет переживаться как тревога. Если такое повторяется регулярно, то тревога может стать фоном нашей жизни.
Некоторые эмоции выражаются «во вне» достаточно определенными действиями. Например, если мы печалимся, то мы плачем, у нас льются слезы. Отвращение сопровождается отворачиванием или рвотным рефлексом, гнев – разрушением преграды, интерес – движением по направлению к объекту интереса и тд. С развитием второй сигнальной системы, речь часто заменяет действие и служит для выражения эмоций. Но иногда слова, которые, вроде, призваны выразить чувство, используются для того, чтобы наоборот, его спрятать. Такая речь вызывает скуку и раздражение и не приносит разрядки ни говорящему, ни слушающему. Например, здесь, на интенсиве, мы много говорим об эмоциях, о том, как себя чувствуем в данный момент: «я злюсь», «я чувствую вину», страх, отчаяние и тд. Иногда слова трогают душу, а иногда - нет. Кажется, что человек занимается некоторым странным коллекционированием эмоций. Эмоция обнаружена, исследована, помещена в рамку и подписана: «вина, обнаруженная такого-то числа, в связи с тем-то». От таких выражений эмоций холодно, на душе легче не становится, а в теле сохраняется возбуждение или напряжение.
А теперь давайте рассмотрим, как мы здесь, на интенсиве, регулируем свои эмоциональные состояния, регулируя, тем самым, свою безопасность. Первые 3 дня, с точки зрения динамической концепции личности, посвящены установлению безопасности в группах, безопасности себя лично на интенсиве. Как мы это делаем?
- знакомимся с незнакомым; не знакомимся с незнакомыми; устанавливаем рамки, правила (реплики из зала).
Фактически, все так и есть. Но давайте рассмотрим подробнее.
Что означают слова: «знакомимся с незнакомым»? Мы присматриваемся, что где находится: туалеты, жилье, еда? Что можно ожидать или не ожидать от окружающих людей (знакомимся с незнакомыми)? Как мы это делаем в группе? А в группах мы делаем это своеобразно. Вместо того чтобы узнавать людей, мы выбрасываем проекции на людей, и рассказываем людям про них самих, им же самим. Поэтому, мы и остаемся в своих собственных фантазиях о людях. Как были они незнакомыми, так ими и остались.
Формировать безопасность можно и путем контроля поведения окружающих людей. Как может выглядеть такой контроль на группе? Я, например, буду рассказывать участникам группы о своих состояниях: «я злюсь», или «мне больно», или «я тревожусь». При этом цель такого сообщения остается неясной. И если в группе люди «добрые» (мнительные), то они сами будут стараться решить, что нужно сделать, чтобы мне стало легче. Причем, они будут не только угадывать, какие действия нужно совершить для моего удовлетворения, но и выполнять их, как будто для других людей нет ничего более важного, чем заботиться о моем благополучии. В группах у нас, правда, есть и «недобрые люди». Им наплевать, как я себя чувствую, что вызывает очень сильную обиду. К счастью, «добрых людей» здесь больше, поэтому, даже если они злятся, но в душе они трепетные и, поэтому принимают к сведению мою злость или боль, и даже часто корректируют свое поведение. Таким способом часто и осуществляется контроль других людей с помощью сообщений о своем состоянии. Некоторые «добрые люди», которые умеют быть виноватыми, могут достаточно долго выдерживать такой контроль, другие – ответят протестом быстро. Вот, например, говорит человек: «я на тебя злюсь». А мне непонятно, о чем это он. И я могу спросить: «и…?», «ты от меня что-то хочешь?». Ответ, даже если и последует, вряд ли разъяснит цель такого сообщения. Потому что, часто, это просто способ переложить на других людей свою собственную задачу. Именно они должны следить за моим состоянием и не портить мне душевное равновесие. Именно они обязаны не доводить меня до злости или ещё до чего-нибудь. И что немаловажно, это их задача догадаться о том, как это сделать. Не моя задача, а именно их. А как по-другому? Например, даже если не углубляться в источники собственной злости, можно сказать: «я сейчас злюсь, и, пожалуй, помолчу, подумаю на что». Все, это моя позиция, выбрано действие, и этот выбор озвучен. Или еще: «Я злюсь, и я боюсь, что сделаю что-то, о чем буду сожалеть. Поэтому, я сейчас немного отдышусь, успокоюсь и к вам потом вернусь». Таким образом, я сама решаю, что буду делать, а людям озвучиваю свою решение для того, чтобы они понимали мои действия, и я для них была безопасная. А что значит безопасная? Это значит - понятная. Если я не понятная, значит я угроза. И тогда, страх и злость будут испытывать другие люди, вместо меня. Такая нечестная позиция, которая является ещё и жертвенной: «я страдаю, злюсь, мучаюсь, мне плохо, а ты…» и тд.
Говоря об обеспечении психологической безопасности, мы говорим о собственной агрессии. Переложить на других ответственность за свое состояние - это пассивная форма агрессии. Прямое или косвенное нападение – активная ее форма. Например, рассказывать другому, что с ним происходит или задавать другому прямые вопросы, вместо того, чтобы самому разобраться в природе своего же собственного состояния - это достаточно агрессивный способ самозащиты. Мы часто наблюдаем, как в группах, вместо того чтобы рассказать о себе, участники задают вопросы другим. Или ещё пример - появиться через сообщение другого участника группы. Вместо того чтобы сообщить о себе, говорят: «знаешь, я так откликнулся на твою историю», и начнут давать рекомендации человеку, как ему справиться с его ситуацией, хотя человек не просил об этом. Можно рассмотреть примеры аутоагрессивного поведения. Вместо того чтобы совершить какое-либо действие, направленное во внешний мир, мы останавливаем его (ретрофлексируем), например, стыдом или страхом. И тогда сидим, жмемся, а потом у нас начинает что-нибудь болеть (голова, спина). И нам плохо. А потом возьмем и заболеем, что позволит нам убежать из неприятной ситуации, не проясняя ее и ничего не меняя в себе. Так мы можем поддерживать привычный способ регуляции собственной психологической безопасности.
Подведем итог.
- В лекции я говорила о том, что психологическая безопасность – это состояние защищенности; состояние эмоциональной устойчивости, как способности пережить текущие эмоциональные состояния.
- Эмоции, которые сопровождают переживание опасности ( страх, стыд, вина, бессилие, беспомощность, безнадежность, отчаяние), часто остаются не узнанными и переживаются в виде злости.
- Справиться и организовать себе психологическую безопасность можно разными агрессивными способами. Эта агрессия может быть направлена, как вовнутрь (аутоагрессия), так и во внешний мир и быть активной или пассивной. Непрямые способы совладания с эмоциональными состояниями, редко способствуют удовлетворению актуальной потребности и поэтому не снимают напряжение, и не приводят к эмоциональному спокойствию. И тогда тревога, как не дифференцируемое возбуждение, подталкивает нас к хроническому поведению убегания, нападения или замирания.
Спасибо.
Приглашаем в учебные программы:
Дата публикации
Подпишитесь на нашу рассылку и получайте последние новости и интересные материалы нашего института
Подписывайтесь и следите
за обновлениями
Оставьте свой номер телефона и наш менеджер свяжется с Вами в самое ближайшее время
Оставьте свой номер телефона и наш менеджер свяжется с Вами в самое ближайшее время
