Дорога к океану
ДОРОГА К ОКЕАНУ
«А затем, когда бьет на часах
Бездействия час и час отстраненья
От дел повседневных,
Тогда приходит к нам раздвоенье
И мы ни о чем не мечтаем»
(Гийом Аполлинер, «Ранние стихотворения»)
Симптом играет стабилизирующую роль и поддерживает гомеостаз семейной системы. Он может отражать дисфункции системы, и его носителя часто приводят в терапию как идентифицированного пациента (в нем, по мнению родственников, содержится «корень зла»). Симптом может консервировать семью на определенной стадии жизненного цикла, а может быть способом реагирования на тяжелые для системы ситуации. Так, например, подросток начинает вести себя определенным образом – употреблять наркотики, бежать из дома, прогуливать школу, болеть – для того, чтобы родители (до того находящиеся, например, на грани разрыва и в кризисе среднего возраста) сплотились и объединили усилия для его спасения или наказания. В результате гомеостаз сохраняется, дистанция между родителями уменьшается. Семья остается полной.
Исследуя симптом, мы не ищем ответа на вопрос «Почему?», принятый в линейной логике. А обращаем внимание на то, что именно последовало за проявлением симптома – используя циркулярную логику, отвечаем на вопрос «Зачем?» и видим, что именно и после чего следует, и кто как себя ведет, реагируя на поведение остальных членов системы.
Симптоматическое поведение свойственно созависимым системам. Им присущи диффузные внутренние границы (слияние) и ригидные внешние – общение вне системы ограничено, обращение к внешним ресурсам для решения проблемы отсутствует. Неотъемлемым признаком таких систем является невозможность прямой коммуникации и получения адекватной обратной связи.
Семьи, в которых невозможна честная и прямая коммуникация, представляются любящими и особенно заботливыми. Проявление любых условно негативных чувств невозможно – «Мы же так любим друг друга!». Конфликт может носить длительный, латентный характер. Проблемы замалчивают, из страха ранить друг друга и концепции «худой мир лучше доброй ссоры». Злость, обиды, любое недовольство ретрофлексируются, и, меняя направление, превращаются в недовольство собой, гнев и обиду на себя. Как же можно обидеть того, кто так тебя любит, кто все тебе отдал, родил и вырастил? Таким образом, напряжение, возникшее между членами семьи, идентифицированный пациент оттягивает на себя.
Напомню, что мы не сможем родить своих родителей, долг наш неизбывен. И все, что нам доступно, кроме посильной помощи им – это передача жизни дальше – родить своих детей, а они родят своих. Так течет жизнь. А не наоборот.
О парадоксальных предписаниях в форме двойных посланий писал Г. Бейтсон с коллегами, указывая на их шизофреногенную роль. Выбраться из парадоксального предписания возможно только ориентируясь не на того, кто их произносит, а на себя. Взрослый человек может почувствовать нечто – от смутного дискомфорта и до гнева в случае несоответствия частей послания друг другу или действительности. Он может ощутить, что его пытаются свести с ума, сообщая о какой-то исковерканной реальности или требуя выполнить два противоречивых предписания одновременно. И выйти, хлопнув дверью, чтобы избежать наведенного состояния. А если, например, женщина, придя с супругом на сессию, кричит терапевту: «У меня нет мужа! Это не муж!», что же делать терапевту? Верить содержательной части или своим глазам? Муж сидит рядом, пришел на терапию вместе с женой, хочет найти пути к диалогу, как и она, впрочем. Терапевт может скрупулезно прояснять, что для этой женщины означает ее реплика. Возможно, она в отчаянии. Возможно, ее супруг ведет себя не в соответствии с конструктом «муж», принятым в ее родительской системе. И т.п.
У детей для такого прояснения или хлопков дверью нет ни времени, ни возможностей. У взрослых часто тоже нет.
Вот пример, несущий в себе парадокс:
– Я хотел прийти, но проспал. Я старался! (не хотел прийти, но от собеседника требуется, чтобы тот верил в первую часть, гипотетическую – «хотел», а не во вторую, фактическую – «не пришел»).
Остается или поверить значимому другому и тронуться умом, или поверить себе.
Вот еще один пример. Рассказ женщины о «смешном» событии. Когда ее дети и племянница находились в нежном возрасте, она жила с ними на даче. Племяннице было года три, а мать ее находилась в городе, работала. Девочка по ней скучала. И как-то она говорит: «Хочу к маме!»
Тетя: «Я твоя мама»!
Девочка: «А где ихняя?»
Тетя: «В Киеве, на работе».
Девочка: «Тогда я хочу к ихней».
Тетя: «Хахаха!!!»
Девочке удалось хотя бы сориентироваться в потребностях. Выделить фигуру из фона. И приспособиться к искаженной реальности. И то, что взрослым видится смешным, для ребенка может оказаться вредоносным.
Симптом может носить психосоматический характер. В популярных книгах по психосоматике почти все болезни объясняются некой универсальной для всех людей причиной. Например, пишут так: «Толстый человек хочет занимать больше места в мире». Следуя этой логике, любой человек с лишним весом хочет занимать больше места в мире. Это не так. Во всяком случае, не каждый раз так. Для исследования причин необходимо тщательно изучить историю клиента и то, как он справляется с разными обстоятельствами здесь и сейчас.
При длительном напряжении или стрессовой ситуации, у человека падает иммунитет. Человек истощается, и симптом размещается в генетически слабом месте. При изучении генограммклиентов возможно определить принятые во многих поколениях способы реагирования, присущие данной системе. Так, например, женщины в нескольких поколениях семьи страдали от болезней опорно-двигательного аппарата. Выясняется, что в этой системе женщинам присуще взваливать на себя львиную долю ответственности за происходящее с остальными членами семьи. И, если возникновение одного и того же заболевания в нескольких поколениях возможно объяснить наследственными факторами, то как обосновать такие же заболевания (грыжи позвоночника, радикулиты, суставные боли и деформации) у женщин, вышедших замуж за мужчин из этой системы? То есть женщины эти не имели никакой степени родства со страдающим радикулитом кланом до тех пор, пока не вышли замуж за мужчин, которые, в основном, играли пассивную роль в семейных процессах, решении важных вопросов, включающие финансовые и воспитательные. Во время работы с генограммой клиент удивляется: «У нас так принято! Традиция такая. Почему-то у женщин или спина болит, или ноги…. Странно…».
Если в семье принято реагировать болезнью, то временами неудобное поведение ребенка объявляют «болезненным». И потом люди вырастают и «наказывают» себя за непотребное, на их взгляд, поведение, промахи и ошибки болезнью.
Вместо выражения ярости в адрес тех, кто наказывал их в детстве – часто по странной прихоти и без объяснений причин.
Вспоминаю семью, где не принято было «выяснение отношений». Мать и две дочери гордились тем, что они живут без конфликтов. У одной из дочерей после развода родителей начался ревматоидный артрит. Тема развода была табуированной. Все делали вид, что этого не произошло. И помню, как мать кричала терапевту: «Это не лечится!». Хотя в практике терапии известны случаи «чудодейственного исцеления» от хронических заболеваний в силу изменения сложных обстоятельств жизни или способа реагирования.
Симптом может принимать форму психоза. Человек уходит в иллюзорный мир, чтобы скрыться там от непереносимых обстоятельств. Семейные терапевты описывают случаи, когда родственники пациента восставали против его выписки из психиатрической больницы или протестовали при ремиссиях, так как психоз выгоден этой системе, так же, как и любое хроническое заболевание.
Зависимое поведение – распространенный стабилизатор системы. Обретение счастья коротким путем позволяет человеку не иметь (хотя бы временно) дела с тяжелыми для него условиями системы. И, когда алкоголиков или наркоманов, прошедших программы «12 шагов», спрашивают, почему же они не приплясывают от радости, справившись с недугом, им нечего ответить, кроме того, что у них отобрали счастье. И, пока они не обретут другого пути к нему, им будет грустно, злобно и сложно.
Поэтому склонным к зависимому поведению людям (а это мы все, уважаемые читатели, как писали Берри и ДженейУайнхолды) следует расширять репертуар получения счастья иными способами. Поэтому часто химические зависимые становятся зависимыми от социальной группы, например, религиозной организации. Поэтому кто-то сменяет алкоголизм на трудоголизм или марафоны кибераддикции. А потом страстно и безответно любит недостижимый объект. А временами превышает скорость на оживленных трассах.
Симптоматическое поведение содержит одновременно со стабилизирующей задачей мощный призыв к изменению. Всем известны истории о получении вторичных выгод через болезнь. Некоторые так и проводят большую часть жизни, на больничной койке, в окружении родственников и друзей. Выздоровление влечет за собой лишение любви и заботы и одиночество. Если работать с симптомом как с посланием, то возможно исследовать разные скрытые обращения – «Мама, отстань от меня!», «Я не виноват», «Посмотрите на меня!». Иногда послание содержится в том, как человек описывает свою болезнь – «Меня это не чешет», «Сейчас взорвется голова», «В печенках сидит», «Это меня душит». Соотнося это с телесными проявлениями симптома и периодами его возникновений/исчезновений, мы можем увидеть, как симптом работает и кому адресован.
Иногда симптом перестает работать. Болеть приходится в одиночестве. Если всем надоел. Если слишком много и часто пил, скандалил и третировал близких. При любом неудобном для него предъявлении окружающих людей терял сознание или ломал ноги и руки.
Для этого нужно понять механизм действия симптома и изменить способы реагирования системы на него. Но это очень сложно. Так как людям свойственна человечность и благородное сознание долга перед родными. И всепоглощающая вина в случаях, когда отказал в помощи или не справился. И очень много времени проходит до того, как приходит осознание бессилия и идеи, что нелегкая это работа – из симптома «тащить бегемота». Он, заметив падение интереса к страданиям, может усилить симптоматику и заболеть чем-то очень тяжелым и страшным. Как раз если «бегемота» оставить в покое, он перестает таковым быть, часто бросает пагубную для окружающих привычку, занимается чем-то другим и находит радость в иных занятиях. Окружающим выгоден носитель симптома, потому что легко все на него свалить, он же – идентифицированный пациент, олицетворение Зла, ниспосланного неведомо, за что, столь приличным людям, не сведущих, что спасая или преследуя зависимого, они только усугубляют его зависимость. И нелегко осознать свое бессилие перед лицом симптома. Умыть руки и отойти в сторонку. Потерять иллюзорный контроль над ситуацией. Передав ответственность за его жизнь живому человеку. Вдруг справится? Вспомним прекрасно процитированные Робин Норвуд истории о женщинах, спасших алкоголика от низвержения в трахею Зеленого Змия. Алкоголик переставал пить. И уходил. К женщине, с которой возможно опять запить, а она его опять спасет. Так мать спасает младенца от мрака одиночества и дефрагментации, возвращаясь к нему из другой комнаты, куда ненадолго вышла.
Вспомним также истории о парах, где один из партнеров пошел к психотерапевту, а другой не пошел. А продолжил свое основное занятие, сосредоточившись на интересе к Змию или ипохондрическим эскападам. Человек, посещающий психотерапию, оставляет партнера наедине со Змием. Возможно, тот повернется лицом к миру. Или нет. Печально то, что часто пары после терапии распадаются. В их новом состоянии у людей исчезает необходимость в партнере, который будет поддерживать, например, их зависимость. Их уже не нужно спасать. Они сами могут.
Я сталкивалась с желанием избавиться от всех симптомов раз и навсегда. Скажу, что это вряд ли возможно. Все гештальты мы закроем в День Закрытия Всех Гештальтов, когда нас понесут в сторону тихого места с крестами. Наша бессознательная сфера работает каждую секунду. Каждый день мы встречаем разных людей. Происходят события. Мы как-то на это реагируем.
Часто к терапевтам обращаются с запросом напасть на симптом и быстро избавить от него. И клиент пассивно ждет, что его каким-то магическим образом исцелят. Отказываясь обсуждать иные аспекты своей жизни, кроме болезни. Как-то ко мне обратилась мать химически зависимого мужчины. Она ждала, что я по секрету назову ей те слова, которыми она вечером этого же дня остановит зависимость своего тридцатилетнего сына, которого она называла мальчиком. Она сказала, что у нее нет времени ходить даже несколько раз. Она очень занята. Я сообщила, что у меня нет этих слов. И ни у кого их нет. Иначе бы в мире царили покой и благоденствие. И психотерапевты были бы не нужны. Я предложила исследовать ее роль в формировании и поддержке зависимости ее сына. Или приспособить ее к ситуации путем совместного труда в терапевтическом альянсе. Она раскричалась. Сказала, что очень наделась, что «хотя бы женщина» сможет ее понять, поскольку «мужчины – не люди». Объявила меня плохим психологом и гневно удалилась. Через несколько дней на рассвете она позвонила и сказала, что сын бушует и грозится отрезать им с мужем уши. Они заперлись в санузле. Я посоветовала ей вызвать полицию или психиатрическую скорую. В ответ она разразилась жестким матным текстом. Больше я о них ничего не слышала.
Атаковать только симптом не следует. Вообще нам не следует ничего атаковать. Хорошо бы какое-то (желательно длительное) время посвятить исследованию исторических аспектов жизни человека, его отношений, ценностей, способов прерывания контакта. Со временем возможны изменения. И хорошим результатом будет хотя бы отсутствие ухудшений. Мы, как говорил Александр Моховиков, должны работать с широким контекстом жизни клиента, а не атаковать симптом.
Следует упомянуть, что возможны рецидивы. В программе «12 шагов» имеется впечатляющая статистика о срывах в симптоматическое поведение на разных сроках. Первый случается примерно через 7-8 месяцев после пребывания в программе. К этому времени люди уже имеют многомесячный опыт жизни вне канавы, в которой раньше валялись на радость окружающим. И у них уже есть возможность выбора – падать в канаву или помнить о ней, распознавать ее и стараться туда не направляться в случае чего. Или упасть, но не залеживаться.
В каждом случае следует разбираться, что означает данный симптом в данной системе. Что имеется в виду? И есть ли другие способы сообщения о неудовлетворенности жизнью в системе?
Отбирать у человека право на симптом некорректно. Что мы предложим взамен? Возможно, он защищал им что-то очень важное.
Возможно, он не умеет сообщать о себе по-другому.
Существуют тысячи историй о том, что если высказать все, что накипело (а высказывают это обычно в моменты, когда уже не до хорошей формы, когда уже нечего терять, кроме себя, а обратная связь от визави уже не важна), то и здоровье улучшается, наступает огромное облегчение, желание заполнять пустоты суррогатами счастья пропадает, а отношения могут вырулить на хорошую, удобную для обеих сторон, полосу аэродрома. Лучший способ проверить слухи – увидеть все собственными глазами, а лучший способ остановить сплетни – легализовать происходящее, чтобы не проецировать лишнего.
Иногда приходится повторять еще и еще раз. Люди могут не слышать, терять слух и зрение при любом посягательстве на их устои. Отказываться читать письма. Бросать телефонные трубки. Но попытаться сказать о том, что важно, а также о своих потребностях прямо и честно можно. Есть надежда, что на сотый раз услышат.
Если вы поймете, что они не остановятся, лучше уйти. Бывают действительно неподходящие для нас люди. Для других они, вероятно, будут прекрасными партнерами. Иногда ради сохранения важных отношений людям приходится расщепляться. Так, напоминаю, ребенок, расщепляется и идентифицируется с карающим родителем. Принять объект как амбивалентный сложно. Иногда невозможно. Принять себя как амбивалентный объект так же сложно. Очень соблазнительно всегда быть сильным-смелым-умным-молодцом, благородных кровей товарищем. Отказываясь от контакта со своей слабостью, глупостью, трусостью, лузерством, а также c темными силами id. Любые проявления человеческого называя регрессом, и считая недопустимым просчеты, особенно видимые другим. Стремясь к носорожьей толстокожести или «ровненьким» реакциям, а лучше вообще без них обойтись – что уже не про человека, а про зомби, робота, манекена или чучело.
Симптом вернется, скорее всего. Мы заплатим им за лояльность семье.
Если коммуникацию в системе изменить, изменятся правила, иерархия, появятся новые мифы, герои. И тогда уже не обязательным будет, сохраняя лояльность, умирать молодым – в принятом в данной системе возрасте принятым данной системой способом. Хорошо бы помнить о том, что нет плохих или неправильных чувств. Есть правда про то, что мы чувствуем и думаем, и есть неправда. Можно делать вид, а можно и не делать.
Ребенок адекватно реагирует. Он бьет лопаткой скамейку, за которую зацепился ногой. Скамейка сделала ему больно. Он может оттолкнуть старшего брата, наступившего ему на ногу. Потом нас приучают так не поступать, чтобы не причинять неприятностей окружающим. Найти баланс между жизнью для других и своей жизнью трудно. Придется терять отношения, быть жестокими (без этого не произойдет сепарация), испытать отвращение и ярость к близким (иначе пребывание в сладком слиянии, при котором непонятно – где и чьи ноги и руки, интересы и желания, приведет к эмоциональной пустыне, когда накипело-наболело, высказать невозможно, дальше терпеть невыносимо), совершать стыдные поступки, ошибаться.
Вспомним, как мы были детьми. Заслуживает ли этот ребенок такого обращения с ним? Заслуживает ли он собственного равнодушного обращения с собой?
В конце текста процитирую известное стихотворение Акико Есано «Трусость» –
«Сказали мне, что эта дорога
Меня приведёт к океану смерти,
И я с полпути повернула вспять.
С тех пор все тянутся предо мною
Кривые, глухие окольные тропы…»
— — — — — — —
Приглашаем в учебные программы:
- Психологов, студентов, педагогов, социальных работников, а так же тех, кто мечтает сменить профессию — программа «Теория и практика гештальт-терапии» информация о программе по ссылке
- Программа для тех, кто хочет получить профессиональное образование в области психологического консультирования информация о программе по ссылке.
- Лекции для психологов, психотерапевтов «Духовные практики как исторические корни современной психотерапии» информация о курсе лекций по ссылке.