Сбитый радар
Когда ребенку говорят, что будут любить за послушание, человек станет привычно угождать всем и вся, оставляя себя в сторонке до поры до времени, когда «полюбят», можно будет успокоиться и заняться, наконец, собой. Такого времени может не настать. А если в череде угождений случится просвет, то может оказаться, что заняться, к сожалению, ничем не хочется. Нет таких занятий, а то, что приносит удовольствие другим («Все на йогу!»), не радует. Своих желаний нет.
Когда твердили, что полюбят только за выдающийся успех, можно очень многому научиться, а потом продолжать учиться дальше, не останавливаясь, демонстрируя титанические достижения, полагая, что сам по себе, без доспехов успеха, человек является «серой мышью», интереса представлять не может. Он станет декларативно сражаться с идеей, что счастье не в орденах, в глубине души подозревая, что для него – именно в орденах. Окружающие женятся на «серых мышах» и идут с ними в сторону полной Луны. Сам человек с горечью наблюдает их променады. Рядом могут находиться очень заинтересованные в общении с ним лица, искренние и доброжелательные, но он будет выискивать несовершенства и ждать подвоха.
Родители могут сообщать ребенку следующее: «Дай-ка я тебя съем, мой пупсик!», совершают экспансивные набеги с тисканьем и экзальтированным удержанием в объятиях, а потом исчезают без объяснений и не особо интересуются, откуда взялись его новые игрушки и кто его друзья, холодно ли ему, и как у него обстоят дела в целом. Человек вырастает и не может найти места среди людей. Ему бывает то очень одиноко, то слишком тесно, близко и жарко. Он может почти всегда сидеть в своем «уголке», где его когда-то оставили, со своим мишкой и головоломкой. Вряд ли он мечтает быть героем истории с финальной мизансценой «И тут он закрыл ее рот поцелуем!» Для него такой исход представляется сторонней драмой или водевилем, и точно без его участия. Он создаст свой мир, который будет оберегать, как зеницу ока. Повезет, если покажет этот мир людям.
Когда говорили, что будут любить, когда…., и все громче говорили, и по столу стучали, и в чулан помещали, и ремнем грозили, человек может решить, что всего можно добиться силой. И брать горлом и топотом ног мирно стоящие бастионы. Или станет говорить: «Нет!», даже если никто ни к чему не принуждает. Он рискует остаться одиноким, раздраженно и растерянно стоящим бастионом. Также человек может отчаяться и полагать, что в любой момент наступит несправедливое событие, его правда никому не интересна, отстаивать себя смысла не имеет.
Если «били-убивали», может принять теплое отношение за враждебное. Любовь в его видении обязана быть жестокой. Он отправится на поиски того, кто «докажет свою любовь» кнутом. Или спровоцирует другого на приобретение кнута. Тогда настанет привычный порядок – то, как «должно» быть. Установятся крепкие, нерушимые узы, откуда вырваться невозможно – разве что вмешается еще более пенитенциарный внешний мир в виде полиции. Если повезет вырваться, он может заняться активным спасением окружающих, символически спасая самого себя в далеком прошлом. А еще случается печальная история, когда те, кто нейтрально относится, могут быть восприняты, как страстно любящие, и в них следует вцепиться.
Если ребенка поощряли деньгами, и они являлись эквивалентом любви, человек может начать использовать людей для добычи этого эквивалента, и сам пытаться все добыть «за деньги». На этом гаснет способность к творчеству, а добыча не радует.
Если родителям приходилось откупаться от ребенка всем, что он попросит, чтобы «не доставал» или предоставлять ему все желаемое для сохранения представления о себе, как о любящем, толерантном родителе, человек может решить, что мир всегда готов выполнить любое его желание и обладает неограниченным ресурсом, который должен достаться именно ему. Мир может крепко стукнуть его по лбу, и не раз. Страшно то, что он может еще и еще ударяться лбом в неодолимую преграду, надеясь, что если стучать, то откроют обязательно. Может, там и дверей-то нет…
Если родители будут хотеть от ребенка разного, противоречивого, он может уйти очень далеко в себя, чтобы не предать никого из них. Позже начать регулярно выпивать, что будет им трактоваться окружением как стабильное, однозначное и простое занятие.
Там, где приходится добиваться и доказывать, нет места жизнелюбию.
Оно куда-то девается, просыпàясь, как песок сквозь пальцы.
Человек может устремить сигналы своего радара в мир, а люди распознают этот сигнал как непонятный, угрожающий, странный, или вообще его не слышат. Они решат, что им все ясно и начнут реагировать, исходя из своих представлений о человеке.
У них не будет времени брать у него обширное, всеобъемлющее интервью о том, как у него все устроено. А самому человеку может казаться, что он ясно демонстрирует, как у него все устроено.
Представьте, что к вам подходят и говорят: «እንደማንገምቱ?»*.
А вы по амхарски не понимаете, у вас нет этого опыта.
Вы можете ответить «нихьт ферштейн» или попытаться угадать, как нужно отвечать.
Скорее всего, огорчитесь и вы, и ваш собеседник.
Если ребенку объяснить, что мир не всегда готов предоставить желаемые дары, что вы его любите и верите в него – независимо от того, чем он занят, что читает, с кем дружит и сколько ест яблочек или котлеток; если вы будете готовы разговаривать с ним, не гнать в три шеи, потому что все очень заняты, принести ему конструктор и сказать, что если понадобится помощь в сборке, то вы рядом, вы научите его создавать радар с ясным сигналом.
Сидеть рядом и беседовать, раскачиваясь на цепной качеле, глядя в море. Жалеть его, когда с ним случилась беда или у него что-то не получилось. Научить уходить оттуда, где плохо. Уходите из таких мест сами.
Не критикуйте его, надеясь, что это его вдохновит. Метод работает в другую сторону. Он может утратить вдохновение и азарт, а еще и разуверится в себе. И будет критиковать себя за любое несовершенство, не давая себе права голоса, а оставляя только обязанность покорности. Извинитесь, если понимаете, что перегнули палку. Извинение – не признак слабости, а признак силы. Слабость – это скрыться в кустах, чтобы не показать себя несовершенным родителем. Ребенок, перед которым не извинялись, может привыкнуть к тому, что неуважительное обхождение с ним – норма.
И очень важно говорить, что он вам дорог.
Не потому, что выучил стишок про «Скажи, Кадядя» в три года.
*- «Как вы можете себе представить?» (пер. с амх.)
— — — — — — —
Приглашаем в учебные программы:
- Психологов, студентов, педагогов, социальных работников, а так же тех, кто мечтает сменить профессию — программа «Теория и практика гештальт-терапии» информация о программе по ссылке
- Программа для тех, кто хочет получить профессиональное образование в области психологического консультирования информация о программе по ссылке.
- Лекции для психологов, психотерапевтов «Духовные практики как исторические корни современной психотерапии» информация о курсе лекций по ссылке.